Жизнеспособность социального образования характеризуется в трех разных аспектах. Экстенсивным фактором , показателем “энергии” накопленной каждым элементом социальной системы, выступает средняя продолжительность жизни. Интенсивную компоненту жизнеспособности общества характеризует средняя физическая и интеллектуальная работоспособность членов популяции. Гармоничность структуры общества - это третий фактор влияющий на жизнеспособность социума в каждом регионе. для оценки общей устойчивости или жизнеспособность социума необходимо синтезировать все три ранее рассмотренные характеристики в единый образ.
Подобный синтез осуществляется методом суперпозиции трех карт в одну, на которой области высоких значений интегрального показателя жизненной устойчивости складываются из одновременного сочетания повышенных значений каждого из трех показателей, а низкий жизненный потенциал соответствует одновременному сочетанию пониженных значений каждого из частных параметров.
Из карты интегральной оценки жизненного потенциала видно, самой низкой собственной устойчивостью характеризуются районы Севера и Дальнего Востока. Здесь доминирует пришлое население, значительную часть в котором составляют “освоители” - наиболее антисоциальный слой российского общества. Минимальной жизненностью социума отличаются Чукотка и Коми - автономии с малым участием в населении титульной нации, хозяйственный комплекс которых был создан в 30-х гг. ГУЛАГом. Доминирующий здесь пришлый элемент, считает свое пребывание в регионе временным. В социалистическое время Чукотка была районом максимальных в стране заработков, а Коми - ближайшим к европейским центрам регионом с высокими северными заработками. Отсюда - их высокая притягательность. Кроме этого Коми оставалась в России одним из главных районов содержания заключенных. Крайне острая реакция Чукотки на кризисный процесс - неизбежное следствие слабости социума. В Коми процессы развивались менее остро, однако по рейтингу социальных проблем регионов [1] республика относится к числу среднепроблемных, тогда, как остальные северные нефтедобывающие автономии - к числу менее проблемных, причем, разрыв измеряется пятью классами. Доходы и сохранение занятости от нефтедобычи несколько смягчили удар кризиса, однако потери вследствие слабости социума оказались здесь больше, чем можно было бы ожидать исходя из свойств хозяйственной структуры.
Максимальна жизненность в Черноземье и на Кавказе, где доминируют “крестьяне” и “посадские” - наиболее консервативные слои нашего общества. Городские центры в России, в отличие от прочих, иммиграционны по природе, и в силу этого обычно менее устойчивы. Однако нет правил без исключений. Мощный центр в Москве, по-видимому, связан с тем, что в крестьянской, по сути дела стране столица оказалась тем центром, где уже сложился тип “горожанина”. Сюда, в Москву, в последние десятилетия проникнуть было особенно трудно, поэтому и заселялась она наиболее жизнестойкими элементами, легко адаптирующимися к динамичному столичному социуму. Неожиданно большой разрыв в показателях между Москвой и Санкт-Петербургом связан с вымиранием значительной части питерцев в период блокады и новым заселением города после войны. Соответственно, здесь и прослойка старых горожан оказалась слабее и условия въезда в город были более простыми.
Заметна связь жизненности социума с возрастом освоения, однако здесь многое перекрывается вторичными процессами. Устойчивый социум юга Европейской России связан прежде всего с устойчивым полеводством этих районов. Хотя регион был освоен поздно, в основном в XVII - XVIII вв., снятие степной угрозы - разорительных набегов кочевников позволило на этих продуктивных землях быстро возникнуть развитой социальной системе. Но современный социум этого региона возник лишь в 30-х гг. ХХ в., следовательно, благоприятные условия для крупнотоварного полеводства оказались здесь важнее и возраста освоения, и многих социальных аспектов истории региона (см.ниже). Наоборот, в Нечерноземье деградация системы земледелия и вызванный этим процессом отток населения в города резко понизил жизненность социума главного центра возникновения великорусской нации. Северо-запад, старинная область расселения староверов, обладает неустойчивым социумом. Причина в том, что общество здесь реально переформировалось практически наново, когда в 20-е - 40-е гг на Европейском Севере располагалась мощнейшая база ГУЛАГа, под надзор которой в массе были выселены раскулаченные крестьяне из центральной России.
для Сибири в общем характерен малоустойчивый тип социума, исключения составляют, с одной стороны, полеводческие области юга Западной Сибири, с другой - Бурятия с высоким участием в населении коренной нации, прожившей в этих условиях всю свою историю. Русское население Сибири, кроме степной зоны, по-видимому, недостаточно адаптировано к местным условиям и дает менее жизнеспособный социум даже в районах давнего заселения .
Наиболее сущностные обобщения о социальных особенностях российского общества можно сделать при сопоставлении сочетаний суммарной жизненности (устойчивости) социума и структурных типов социума (ядро - консервативная периферия - кризисная периферия). Алгоритмы численного анализа структуры сложных систем изложены в теоретическом приложении к Web-атласу “Россия-как система”. Поэтому здесь обозначим лишь смысл этих понятий.
Количественный анализ структуры социума показывает, что в общем устойчивый социум Кавказа организован по типу консервативной периферии, неустойчивый социум Сибири - по типу кризисной периферии, а регионы с относительно устойчивым социумом европейской России - по типу ядра. Однако, наиболее устойчивый социум областей Черноземья характеризуются свойствами как ядра, так и консервативной периферии, а не уступающий им по жизненности московский - кризисной периферии. По-видимому, различие в структуре трех основных центров повышенной жизненности социума России (кавказский, черноземный, московский) говорит о их разной природе и разной роли в жизни страны.
Московский центр иммиграционен по своей природе. В силу этого обстоятельства анализ его особенностей лучше производить путем исследования отличий от столь же миграционного, но неустойчивого социума районов Сибири. С XIV в. в Москву стекается народ со всей страны. Этот процесс не могли остановить ни волны террора, наиболее активные именно в столице, ни двухвековое нахождение столицы империи на севере. Аналогичные процессы, но несколько позже, сформировали и структуру социума Севера.
Отличие состояло в том, что в ХХ в. иммиграция в Москву имела специфический характер. С одной стороны, притягательность центра была крайне велика и активные здоровые люди со всей страны стремились сюда всеми правдами и неправдами. С другой стороны, именно в Москве государство наиболее осложнило процесс оседания пришлых элементов, нигде прописка не была столь жестко регламентирована. Кроме того, именно здесь шла наиболее активная борьба с преступностью, практиковались регулярные “чистки” с выселением “за 101-й километр”. Оседающие рабочие (“лимитчики”) находились под специальным контролем милиции и при нарушениях правопорядка выселялись из города. Часто для выселения было достаточно простого заявления участкового милиционера.
В результате в Москве оседали активные здоровые люди, но в массе либо лишенные антисоциальной направленности поведения, свойственной “освоителям” Сибири, либо легко адаптирующиеся в новый социум. Социум Москвы и Сибири организован по типу кризисной периферии, который отличается высокой изменчивостью в нестабильных ситуациях. При низкой общей устойчивости (жизнеспособности) общественной системы глубина и скорость таких изменений часто приводит к полному перерождению одного социума в принципиально новую систему. Именно так на месте традиционных обществ малых народов и русских землепроходцев Севера и Сибири возникали сообщества освоителей недр, в которых бывшие доминанты - охотники и промысловики, в течении десяти лет оказывались маргинальной общественной структурой. Именно так сейчас в глубинных районах Эвенкии, Якутии и Чукотки происходит возврат к традиционному обществу. Поскольку социум Севера крайне неустойчив и легко переходит в новые состояния, государство даже в условиях экономического кризиса стремилось поддерживать здесь наименьшую амплитуду в колебаниях уровня зарплаты, соотношения прожиточного минимума и доходов. Но даже тех минимальных колебаний жизненных условий, которые были существенно ниже, чем перепады, характерные для Москвы, Черноземья или Кавказа, оказалось достаточно для запуска мощнейшей социальной трансформации на Севере. При сочетании низкой собственной устойчивости (способности сохранять себя при изменениях окружающей среды) и избыточно разнообразной структуры, социальная система реагирует на нестабильность не за счет адаптации одной системы, а путем фактической гибели одного социума и созданием на его месте совершенно нового с иными свойствами и пропорциями.
Совершенно иначе реагирует на нестабильность социальная система Москвы, в которой избыточное структурное разнообразие сочетается с высокой жизненностью за счет экстенсивных и интенсивных факторов устойчивости. В этом случае социальная система сохраняет себя и при этом весьма лабильно реагирует на происходящие изменения.
В условиях экономической нестабильности, которая была максимальной именно в столице, такие структуры легко принимают все новое, легко находят пути выживания, и, в результате, легко перехватывают лидерство. Разнообразие коммерческих, информационных и т.п. структур в Москве, безусловно, в огромной степени определяется концентрацией здесь денег, но и в не меньшей - обилием активных, смело идущих на новое дело людей. Эти люди предпочитают иметь максимум даже при угрозе потерять гарантированный минимум.
Естественно, такой социум настроен радикально - и тут кроется серьезная опасность для страны в целом как системы. Играя роль управленческого центра, радикально настроенный социум столицы способен принимать излишне смелые решения, которые, например, могут быть оптимальны в одних условиях, но совершенно разрушительны в других. Радикалам в целом не свойственен учет тонких нюансов, они действуют быстро и рискованно. Но то, что хорошо в торговых и информационных центрах, обычно не годится в провинции. Создается риск разрыва в развитии между разными регионами страны и, как следствие, ее развала как системы высшего иерархического уровня. для предотвращения такого пути развития совершенно необходим буфер, смягчающий наиболее резкие поползновения радикально настроенной столицы.
Черноземный центр и играет роль этого буфера в сегодняшней России.
Странная судьба у этого края. Его социум несколько раз создавался заново, но практически всегда играл роль оппозиции центру. Восток степной и лесостепной частей Древней Руси находился в постоянной оппозиции сначала Киеву, потом Владимиро-Суздальским князьям. После Батыя он был заброшен в государственном отношении и заселен странной татарско-русской вольницей, не признающей ни Москвы, ни Сарая, ни Вильны. На ее базе сформировалось казачество.
С подъемом Москвы, в XV в. началось повторное “огосударствление” Черноземья Россией и заселение его “украинцами” - пограничниками-однодворцами. Этот неспокойный народ нес тяжелую службу на засечных линиях и крепостицах, но нередко бунтовал. В Смутное время начала XVII в. именно этот край стал основной опорой Самозванцев.
В XVIII в., с завоеванием юга, социум края совершенно сменился - сюда переселили массу крестьян из центральной России. Характерно, что местные помещики ориентировались на Москву, а не на северную столицу, и находились в том духе, о котором упомянул А.С.Гибоедов в “Горе от ума”(“А наши старички?? - Как их возьмет задор...” и т.д.). Но край заметно успокоился и стал культурным центром нации - только из прозаиков отсюда вышли Тургенев, Толстой, Лесков, Бунин и т.д., и т.п.
В Гражданскую войну край превратился в зону крупнейшей за всю историю России чисто крестьянской войны (Антоновский “кулацко- эсеровский мятеж”). Продотряды, части особого назначения (ЧОН), регулярная армия Тухачевского с танками и газами - все бросила сюда Москва и в кошмарном количестве крови подавила мужицкий бунт. Уцелевшие мужики опять взялись за землю и за 10 лет опять создали крепкое хозяйство. В 1930 г. ударом коллективизационной дубины старый социум был добит окончательно - все активные работящие крестьяне отправились на Север и в Сибирь.
Возник новый социум - колхозно-совхозный с вкраплением рабочих поселков и отдельных промышленных городов. С 1991 г. он опять оказался в острой оппозиции Москве, на сей раз на стороне своих создателей - коммунистов. Следует отметить, что это совпадение не случайно - в лесостепи и степи в полеводстве условия благоприятны для более крупных хозяйств, поэтому проповедь за колхозы и совхозы здесь гораздо понятнее, чем фермерство. Тем более этот призыв трудно воспринимается в крупных южных деревнях, в условиях, когда земли почти сплошь распаханы. Москва вынуждена оглядываться на Черноземье и притормаживать свои порывы ускорить ход реформ. Черноземье служит в роли кратковременной “социалистической памяти” России как самоорганизующейся системы.
Главное значение социума Черноземья для страны - то, что он является основным донором населения . Обладая оптимальными климатическими условиями и гармоничной структурой , социум региона имеет хорошие показатели рождаемости . Но наиболее активные молодые люди не находят здесь себе применения - гармоничная структура уже существует и пустующие ниши в ней редки, роль стариков высока, в условиях аграрных областей возможность дополнительного заработка невысока и молодежь выезжает из региона. Напротив, здесь охотно оседают старики . В результате происходит “экспорт здоровья” и “импорт смертности”.
Кавказский центр. По сути это - наиболее консервативное звено в системе российского социума. Очень древний центр, формирование которого завершилось с принятием большинством национальностей ислама. Социум состоит из большого числа народов, нередко (особенно в Дагестане) очень малых по численности, каждый из которых имеет относительно простую структуру, но их много и это создает разнообразие в очаге, но не по социальной, а по этнической оси. Характерна высокая роль экстенсивной компоненты поддержания социальной устойчивости - высокая продолжительность жизни при высокой же рождаемости.
Национальности переживают в своей истории различные фазы развития [2]. Национальности Кавказа древни, они находятся в реликтовой фазе развития, для которой характерна устойчивость традиций и структур и замкнутость.
Социум здесь жесток - место каждого определено, пришельцу деться некуда. Но и своей молодежи тесно, она выезжает, но не так, как из Черноземья. Уроженца черноземных областей можно повсюду встретить на совершенно любом посту, он полноправный член местного общества и чаще всего рассчитывает остаться на новом месте если не навсегда, то до пенсии. Иное дело - кавказец. Он занимает четкую нишу (чаще всего либо в легальной, либо в криминальной инфраструктуре), контактирует в основном с соотечественниками, с которыми и работает, с местным населением не смешивается. Заработав деньги или необходимый престиж он возвращается домой. Следует отметить, что именно поэтому миграция кавказцев учитывается далеко не полностью и статистикой занижается.
Даже работа у кавказцев чаще всего организована по национальному принципу - бригаду, фирму или банду организуют люди одной национальности. Это определило гегемонию кавказцев на продовольственном рынке страны. Именно этот рынок стал формироваться после реформ 1992 г. первым, и именно он оказался крайне криминализированным. В этих условиях спаянная национальная группа, к тому же связанная знакомством и родством с другими аналогичными, получила сильные преимущества.
Кавказ, как и Черноземье, служит памятью социальной системы России, но памятью гораздо более древней, не столько социальной, сколько этнической. Не случайно его выходцы оказались в условиях “дикого”, по сути докапиталистического, рынка как в родной стихии. В сочетании со стойкостью традиций и отчужденностью от основного населения, это сулит России новые проблемы. Возникновение внутри России вооруженных конфликтов именно на Кавказе - закономерный результат отчужденности на крутом повороте истории.
Мартынов А.С. Артюхов В.В. Виноградов В.Г. 1998 (C)